Колёсики власти.

Колёсики власти. 


Брежнева уже уронили в могилу. На Красной площади. Прямо на виду у всего честного народа! 
Уже потом, этот эпизод не показывали. Вырезали. 
А тогда, в прямой трансляции, мы все, видели, как офицеры похоронной команды чего-то там замешкались. Заминка вышла. Но от расторопного и энергичного пинка, вылетела распорка у изголовья, а в ногах осталась. Из-за такой неожиданности, почетный караул, удерживающий гроб на полотенцах, на чуток замешкался.
И гроб с генеральным телом маршала, пошел колом! До самого дна могилы!! 
Мне и тем, кто вместе со мной глядел по телевизору на все это всенародное зрелище, явно послышался глухой удар: 
- Бух!
Мы все тайком, тихонечко, вздохнули от облегченья. Примерно так бывает после долгого мучительного запора.
Бух! Уффф…
Никто и не догадался, тогда, что именно этот «Бух!» оповестил всему миру, 
- Все братцы. Опять России вляпалась в свой новый этап, неведомого ей до селе, -изма.

Сразу - только кошки родятся. 

Еще какое-то время ощущался гнет старой гвардии. 
Но помаленечку кое-что стало меняться.
С бутылочкой заветной бормотухи, в рабочее время, уже надо было прятаться.
Днем нас начали ловить прямо в магазинах, кинотеатрах и прочих местах общественного пользования. 
Знакомого поймали в бане. Документы у всех забрали. У кого-то были заводские пропуска, у других еще какие-то удостоверения нашлись. У него оказалось водительское удостоверение. 
Привезли их всех в обезьянник. Установили личности, выписали какие-то бумажки, вернули документы и часа так через три выпустили. Но куда-то пропали права. Разбираться не стали.
- Иди, иди. Нехрен без машины таскать. Да не шатайся, где попало, по своим выходным без паспорта!

Еще позднее, на крыше соседнего дома, почти весь день просидела белая, огромная полярная сова. А в это время вся страна, в очередной раз прощалась с очередным генеральным старцем.
Но с каждым днем читать толстые газеты и журналы становилось все интересней и интереснее. Глаза лезли из орбит! Понимали не всё. Однако все понимали «Ну и дураки же мы все!».
На улицах, и там где собирались хотя бы двое, только и было слышно:
- А ты читал?
- Как он пишет, как пишет…
- Откуда он взялся! Ни как не припомню эту фамилию…
- А ты читал? Какая дерзость!
Надо же! Из-за куска мыла, шахтеры учинили неслыханную забастовку!! Эти вечно пьяные, грязные и малограмотные работяги – и из-за колбасы с мылом!!! Я и до сих пор не верю, что все это произошло стихийно. Ага, прямо-таки щас!
В начале было бух! А уж потом где-то, кто-то быстренько подсуетился.
И вот уже на улицах появились молодые энергичные, бородатые дядьки. Демократы! Нет, это были не те, которые потом и ныне. Те были абсолютно непонятное и таинственные! Город был не большой, прожил я там лет двадцать и почти всех знал в лицо. Но откуда взялись те? До сих пор для меня загадка.

Что бы раньше политика меня не интересовала – совершенно нельзя так сказать. Наоборот, еще в детстве я любил читать газеты. Правда, правда! Сперва читал про войны. Израиль, Северная Корея, Куба! 
–Патрия о муэрта, - орал я вместе с пацанами, которые слушали мои произвольные пересказы газетных статей, - Но пасран!
Потом читал взахлеб про спутники и ракеты.
Читать материалы ХХ съезда партии было поинтереснее любого детектива!
Так и втянулся.
В молодости появились друзья из пишущей братии. Увидел, что да как готовится на этой кухне. Помню, как за стаканом яблочной стряпали обсуждения письма молодой комсомолки. Что-то вроде, - «про любовь и долг перед родиной». Такой материал требовали от редактора. Письмо и потом отзывы строчили мы сами. На самом же деле это ни кого не интересовало. У молодежи и тогда были совсем другие заботы и проблемы. Пива на всех не хватало, а разливной «Солнцедар» - ужасная мерзость!
Реальных писем, от читателей той газетки, ни одного не поступило. Может быть через месяц, нам и самим эта игра надоела. Схлынула пурга, нагнанная каким-то функционером
И тишина.… До очередного приступа воодушевленья масс.
По тем временам, я рано стал начальничком. Толи было лето, и все партийные спецы по номенклатуре махнули на юга. Толи еще почему, но меня прохлопали, и я попал на пост председателя настоящего горкома. Не, не! Ни ВЛКСМ, ни КПСС. Тогда и других горкомов было навалом! И уже через несколько дней в понятиях «правление», «устав», «руководящая роль партии» я плавал как рыба в воде.
Ковры и нагоняи мне мало занимались. Все больше как-то, веселенькие пирушечки. «На работу как на праздник!», единственный лозунг, который в народе воспринимался с неподдельным воодушевлением. Некоторых из нас, с работы увозили чуть тепленькими. А что бы кое-кто ни выпал, того к спинке кресла привязывали проволокой.
Вот так, бегом-бегом, не отходя от тяжелого канцелярского стола, с утра и, подчас, до позднего вечера. 
Почему? 
Потому, что главным всегда был треп. Треп между второй рюмочкой и «Ну ладно, я пошел, а то еще надо заскочить…». Руководители всех рангов и уровней, как и подобает, были друг с другом «на ты». Разве, что изредка наезжавшие, для профилактики, высокие гости. Так те вообще заскакивали перевести дух и бегом, общаться на свой, соответственно высокий уровень.

В конце восьмидесятых организации и партии начали возникать как грибы. Учитывая мой возраст и опыт, меня даже отправляли в Москву на учредительный съезд, одной из первых, тогда, всероссийской общественной организации.
Важные лица из числа руководства страны, министры, Московские чиновники и журналисты! Но и там официальное ля-ля, потом буль-буль, по грамусиньке, две три пары фраз которые и определяли смысл или абсурд происходящего, и «ну все братцы, вы уж тут без меня, как-нибудь…».
«Работа у нас такая,
забота наша простая, 
пила бы страна родная 
и нету других забот…».
горланили с полудурашливым наслаждением за плотными занавесками на всех руководящих этажах!
Три кита, на которых держится политика для народа.
1. На официальных сборищах и мероприятиях громкие, правильные, «в свете последних решений» слова.
2. При встречах между собой - анекдоты и сплетни про тех, кто сверху. Абсолютное, циничное пренебрежение ко всему сказанному в разделе 1.
3. Дома в кругу семьи и там далеко-далеко, внутри себя, каждый политик сам по себе, такой, каким его бог создал.
Мне было противно, и уже мутило от этого всего.

Так жить нельзя. Это потом все услышали эти слова из уст кумира!
Ведь знал же я, балда, ляпнуть такое да еще с высокой трибуны может либо полный идиот, либо в сиську пьяный партийный бонза. А, поди, же ты, поверил!
Мало того, что поверил, так еще и решил, вот сейчас настал тот самый ключевой момент. Без моего лично участия ни кто не сможет изменить ни эту кухню, ни ту баланду, которая там варится, ни жизнь меня окружавшую.

Ох уж это сладкое слово «свобода»!
Причудится же такое. 
Эйфория!

Мой, ныне покойный друг, решил баллотироваться в депутаты Верховного Совета СССР! Но КПСС еще не окончательно свихнулась, и рогулек на этом поле наоставляли не мало. А Ларионыч, царство ему небесное, никогда и не был номенклатурой! Ему только и удалось пробиться на какое-то там собрание, где была предрешена судьба депутата от нашего края. А там опять девяносто девять и девять десятых проголосовали.… И все, и забудьте!
Ларионыч, сразу после того собрания, сломался. Исчез блеск в его глазах. Азарт на кухне пропал окончательно. Молчал больше. Просто молчал. Это я потом понял, что он сломался.

Но не только кошки быстро родятся.
Уже через год закулисные экспериментаторы убрали часть рогулек. 
Я тоже решил попробовать, и попер в депутаты Верховного Совета России.
Мы с Ларионычем, у меня на кухне, ночи три, напролет, пили холодненькую.
И получилось.
Сразу с полпинка! 
Позднее, эту оплошность потихонечку ликвидировали. Но сунуть свою любопытную голову в это варево мне удалось.
Выдвиженье, регистрация, программа! Плакаты и статейки!!
Имидж лепили мы тогда на собственной коленке! ПиАр-или тут же, между блеском грани стаканчика и, хрустом солененького огурчика. Это сейчас я знаю, что ПиАр-или и делали имидж, а тогда, и слов то таких не было!
С деньгами, обещанными на ведение избирательной компании, меня прокатили.
Зато у Мишки с Жигулей сперли лобовое стекло. Он и заехал-то минут на пять! Идей и задора у нас тогда было, хоть жопой ешь! А вот Жигулевских стекол народу явно не хватало!
Тот случай стал для меня знаковым. Я понял. Меня узнают и, вроде бы, даже уважают. Как только я напоминал, что я тот самый кандидат, так тут же было всё, от козлячего восторга, до откровенной лести. 
В общем, утром стекло поставили. И даже бесплатно! 
Да здравствует КПСС и её верноподданные профессионалы!
Это сладкое слово свобода!

Нас, кандидатов, было семеро. От бузовавших еще тогда шахтеров, до пенсионеров!
Два месяца мы с утра до вечера таскались по городу. 
Встречи с избирателями были святым делом. 
Своими глазами, впервые увидел «всю мощь и богатство нашего народа!». Воочию, а не с экранов и фотографий. 
С тех пор я твердо знаю, ну и болваны же они там на западе. Их столько водили за нос этими мощами! А они и вправду верили каждому слову, звучащему с официальных трибун. А как же! 
Мы-то тоже верили, что швейные машинки Зингера образца 27 года и есть самое лучшее. Без подобного ни одна швейная фабрика мира, в сырых, облезлых застенках, не сможет пошить такого замечательного, лучшего во всем мире, детского платьишка модели сороковых годов! 
А с какими личностями встречались! Вечно не просыхающий, молодой сосед - коммунист:
- А вот ты скажи, Регана, победишь? – и бац! В глухую отключку!
Но если серьезно, на своих выступлениях, я видел искреннюю заинтересованность, поддержку и веру – Но пасаран!
Все это вселяло уверенность. Старался изо всех сил, и не только на трибунах. В газетном опросе, проведенном перед выборами, моя фамилия была на второй строчке. Где-то в конце рейтинга, стоял многодетный колхозный тракторист. Его выдвинул сельский райком КПСС. И тут же, казалось бы, про него забыл. На встрече в его родном селе я договорился выступить в последний день компании.
Приехал днем к клубу в договоренное время. 
А там - конь ни валялся! Я конечно в сельсовет, к парторгу. Его долго не было, как той рыбки в разбушевавшемся море. Я уже собрался уезжать, как ко мне в машину, по-свойски подсела мадам. Парторг.
- Ну, ты дурак, - взяла она быка за рога, - чего тебе в такой мороз дома не сидится!
Я начал чего-то там говорить, но она грубо оборвала меня,
- Ты бы лучше, вообще, дома сидел. Выборы, выборы, - буркнул она. - Ты что совсем не понял? Вопрос то с депутатом, на верху, давно решен. И им будет наш колхозник, - заявила она голосом партийного секретаря.
Я, было, начал, про новые времена, про … но её командирский окрик снова остановил мой праведный гнев.
- Ты, что же думаешь, там дурнее тебя! – указательный палец тыкнул в потолок машины, и уже спокойно и назидательно,
– Вас там сколько городских? Вы там как мухи мельтешите. А наш - один.
- Так в городе народу раз в пять больше, чем во всем районе, – попытался возразить я!
- Во, во. Ты и подели пять раз на шестерых кандидатов! Да в городе у вас там сейчас демократия. Хочу, пойду на выборы, хочу, нет. Вот и не пойдет народ-то. Как всегда, больше половины, дома будут сидеть. А у нас в деревне, знаешь как? Если парторг сказал, «Все на выборы и голосовать за Ваньку», будь спокоен, так и будет. Не подыхать же скотине во дворе, без сена. Ты как там по рейтингу, второй? Смекнул? Вот и поезжай домой и спи спокойно. Во второй тур попадет только первый номер и колхозник. Все брат, кончилось твое время! Езжай с богом.
На тумаках учатся не только дети. А щелчок по моим надеждам был нокаутирующим. 
Спустя несколько месяцев я, все-таки выиграл выборы на должность руководителя областной, той самой, общественной организации. 

Как-то в августе еду, остановил милицейский сержантик, совсем, вроде, пацан:
- Казарменное положение ввели, срочно в город велели. Ты уж мужик поднажми. Говорят, автоматы будут выдавать, – произнес он с ностальгией алкаша, предвкушающего халявные сто грамм на чужих поминках.
- Так ты че, не понял, в народ же стрелять. – Молчит. - А если там отец твой или брат? – вспомнил я дешевый прием кинобольшевиков.
- Так если я батяню своего встречу где, падлу, я его и так замочу. Без автомата. Жаль, в глаза его сроду не видел. А ты мужик в армии видать не служил. Командир сказал, «Крокодил птичка», значит полетит. Еще как у нас полетит!
Больше говорить было не чего. А путч тот видать был затеян не в угоду, теперь уже и не совсем понятно, где сидящим, дирижерам. Поэтому и провалился так быстро. А то бы по уши народ в кровушке искупали. Они тогда, видать, просто не так поняли, и перепутали дерьмо с кровью. К сегодняшнему дню, вижу, разобрались.
Бух! – вдарили пушки по Белому дому! И в черной копоти выбитых окон, стало видно, как днем! Профанация на всех уровнях как была, так и осталась. В высоких кабинетах остались все те же, давно знакомые, профессионалы. Правда, теперь их должности и партии назывались по-новому. Вначале ухо сильно резало. Потом привык и плюнул на всю эту тягомотину. Жена только до сих пор укоряет по поводу дисбаланса моего ума и богатства.

Наступила длинная, зимняя ночь, когда я приехал из той деревни. Племенник катил меня с автостоянки до дома. 
Из-за угла тихо выезжала машина. В темноте свет фар скользил по противоположной стороне улицы. 
Водитель нас и не мог увидеть. 
Серега-то успел отскочить. 
А колесико моей инвалидной коляски уперлось в бугорок, и легковушка, боком-боком, раздавила мое кресло.
Бах!
Опять пресловутый контакт! И опять - сломанное плечо!
Чем бы это кончилось, сказать невозможно. Но только когда, уже редкие, очевидцы начали громко орать, машина остановилась. Шофер выскочил и удрал с перепугу.
Долго ни с кем разговаривать не хотелось. Ни про сломанную мою руку. Ни про баб, ни про политику. 

***
«Ну вот – обобщает» слышу знакомую интонацию профессионального секретаря-идеолога. И еще одно ими любимое заклинание – «демагогия».
Бух! – ударило где-то в груди и защемило уже знакомой занозой в левой стороне. Вот глицеринчику тяпну и еще маленько поживу, если бог даст.

02.09.02 – 09.10.02